Юлия Идлис

в киношколе в сценариста закладывают все то же самое, что он, заказчик, прочитал в книжке по драматургии, пока летел в отпуск: в истории должен быть герой, у героя должна быть цель, цель должна вытекать из желания…
А вот тайное знание о том, что такое процесс придумывания истории, сценарист получает уже в ходе работы. Оно такое: процесс придумывания хорошей, интересной, эмоциональной истории — это бесконечный перебор идиотских вариантов развития конкретных событий (по большей части, идиотских). Эти события и надо придумывать — а не ломать себе голову над абстракциями вроде цели героя, желания, потребности и т. п.
Бесконечно унылое «частное», в котором изредка проскальзывает искра чего-то общего, идейно-философского, — это и есть, по большому счету, работа сценариста. Очень часто в ее начале сценарист не может ответить ни на один вопрос о своей же собственной истории. Он даже не знает, кто герой всего этого, не говоря уже о его внутренней потребности. Ответы на все эти вопросы — это результат. А работа сценариста — это процесс.

Между тем со сценаристом, как и с любым человеком, который работает по восемь часов в день семь дней в неделю 365 дней в году, происходит целый ряд неприятных вещей. В частности — тоннельный синдром, сколиоз, ухудшение зрения, характера и в отдельных случаях — семейного положения. А главное, его начинает тошнить от истории, которую он пишет.

существует норма сценарной выработки, и нельзя написать больше страниц в день просто потому, что заказчик очень попросил. Вот компьютер же работает с определенной скоростью — и это все учитывают

В общем, представление о том, что сценарий можно написать за то время, которое нужно заказчику (фактически — за любое время), — это классический пример обесценивания. Что ты там делаешь? Пишешь? Ну-ну. Пиши-пиши

Одним словом, придумывая твист, мы не пытаемся придумать то, чего зритель уж точно не ждет. Мы работаем с тем, чего он ожидает, — и пытаемся предложить ему еще более логичный и органичный ход событий, чем он мог себе представить.

Довести такие заявки до конца помогает одно: железная жопа.
Это когда сидишь и пишешь — через тошноту от проекта, через ненависть и отвращение к себе, через «не хочу» — потому что надо.
Кому надо? В первую очередь, себе. Потому что если я закончу этот проект, есть шанс, что закончу и следующий — просто потому, что буду точно знать, что это возможно.
А там уже и премьера, и вот я смотрю свои глубины человеческого падения на большом экране и думаю: а ведь неплохо придумано! Как же это у меня так получилось? Загадка. Видимо, по вдохновению. Осенило, не иначе.
А все потому, что после сдачи финального драфта, как после родов, все плохое забывается. И остается только железная жопа — на следующий проект.

несовместимое с творческой самоуверенностью, без которой в нашем деле тоже никуда.

Сценаристы в нашей стране не получают роялти (т.е. отчислений с показов своих фильмов и сериалов). Так что, если ты сценарист, написавший 50 успешных проектов, которые все время крутят по ТВ, то сиди и пиши 51-й, если не хочешь завтра умереть с голода.

Что самое мерзкое в работе сценариста? Правильно: вдохновение.

Когда его нет — а это примерно 90% рабочего времени, — сценаристу приходится работать «на голом мастерстве». Потому что дедлайн, в отличие от вдохновения, есть всегда.

В сценарной работе вдохновением — вернее, его отсутствием — принято объяснять многие вещи, которые вообще-то объясняются иначе. А именно — ленью, пьянством, недостатком профессионального образования и отсутствием самодисциплины.