Крис Краус

Само то, что ты не перезваниваешь, превращает твой автоответчик в белый экран, на который мы проецируем наши фантазии

В субботу, десятого декабря, они заснули, блаженные и изможденные, оказавшись наконец в одном и том же месте в одно и то же врем

Как можно продолжать любить кого-то, кто не выдерживает первое, самое элементарное испытание?

Это искаженное всесилие, отрицательные сверхъестественные способности, будто то, что происходит в твоей голове, на самом деле движет реальным миром.

Предположение, что Дик затеял между ними своего рода игру, сильно ее взволновало. Крис снова и снова объясняет это Сильверу. Она умоляет его связаться с Диком, вытянуть из него хоть какой-то намек на то, что он заинтересовался ею.

Разве принято, чтобы супруги писали billets doux вместе? Не будь Сильвер и Крис столь воинственно настроены против психоанализа, они бы сумели разглядеть в этом переломный момент.

Влюбленная в тебя, готовая окунуться в это чувство с головой, я снова чувствую себя шестнадцатилетней — сутулой, в кожаной куртке, жмущейся к друзьям в уголке. Ёбаный нестареющий образ. Когда на все похер или когда знаешь, что последствий не избежать, но это тебя не останавливает.

Я подумал, это будет блестящим ходом: фрагмент реальности вдребезги разнесет этот рассадник нездоровых чувств. Ведь, по сути, мы писали письма самим себе, ménage à deux.

Поклонниками Сильвера были в основном юные белые мужчины, которых тянуло к более «трансгрессивным» элементам модернизма, героическим сценам человеческих жертвоприношений и пыток, легитимированным Жоржем Батаем. К себе в блокноты они вклеивали копии знаменитой фотографии «Расчленение на сто кусков» из батаевских «Слез Эроса» — цареубийство, запечатленное на фотопластины французскими антропологами в 1902 году. Батаевские мальчики усматривали блаженство в лице агонизирующей жертвы в тот момент, когда палач отпиливал последнюю оставшуюся конечность. Хуже того — они грубили Крис.

Они — безумная квинтэссенция нашего психического состояния, и ты, бедняга, не заслуживаешь роли объекта столь онанистской страсти. Я так и вижу наши четырнадцать страниц, строка за строкой вылезающие из твоего заброшенного факса. Само то, что мы всерьез это обдумывали, — уже безумие.