И почувствовал, как пронизало его до самых костей безмерное гнетущее отчаяние: он знал, что никакие рассуждения, никакие мольбы не смягчат эту душу, более твердую, чем камень. Знал он также, что и сама она, не колеблясь, подчинилась бы тому страшному закону, который применила к нему, ибо была сурова, груба и откровенна, как преступление.