если из имеющегося материала не следует, что коитус всякий раз производился в положении а tergo . Одного раза было бы достаточно, чтобы дать зрителю возможность сделать наблюдения, которые было бы очень трудно сделать или даже совсем невозможно при другом положении любящих. Содержание самой сцены не может, поэтому, быть доказательством того, что она не заслуживает доверия. Сомнение в вероятности направится на три других пункта: на то, что ребенок в раннем возрасте, 11/2 года, окажется в состоянии воспринять такой сложный процесс и с такой точностью сохранить его в бессознательном, во-вторых — против того, что последующая, дошедшая до понимания, обработка воспринятого таким образом впечатления возможна в 4 года и, наконец, что может удасться каким бы то ни было способом довести до сознания подробности такой сцены, пережитой и понятой при таких обстоятельствах в общей связи и убедительным образом ( Из первой из этих трудностей нельзя выйти, допустив, что ребенок к тому времени, когда он наблюдал эту сцену, был, вероятно, старше на год, т. е. ему было 21/2 года, когда он, может быть, уже умел вполне хорошо говорить. Для моего пациента, благодаря совокупности привходящих обстоятельств в данном случае, такое отодвигание времени событий почти исключается. Впрочем, необходимо принять во внимание, что подобные сцены наблюдения родительского коитуса вовсе не редко открываются в анализе. Но условием их является именно то, что они случаются в раннем детстве. Чем старше ребенок, тем тщательней, на известном социальном уровне, родители станут оберегать ребенка от возможности делать такого рода наблюдения.).