Секс и страх

Эрос — это нечто архаическое, предчеловеческое, абсолютно животное; психическая природа человека воспринимает и выказывает его в двух формах — смятении и смехе

Жанр эссе предполагает свободу изложения, а жанр эссе деконструктивистской эпохи – свободу игры с читателем. Блестящая образованность автора позволяет ему легко обрушивать на читателей массу фактов, цитат, иногда меняя контекст или исподволь смещая акценты. В этом одна из целей книги. Но чтобы оценить и понять игру, надо контекст знать.

усугубляет мерзость бытия и ужас в глубинах человеческих душ. Это убеждение в катастрофическом ухудшении всего и вся, это стремление спастись от него в уединении садов, в автаркии виллы, или острова, или пустыни (eremus) составляло сущность их консерватизма. По их мнению, любая перемена вела к худшему. Действительность же всегда опровергала самые мрачные ожидания.

«Нигде нет бога, и небеса пусты» (Nullos esse deos. Inane caelum).

Taedium римлян относится к I веку. Acedia христиан появилась в III веке. Снова возникла, под именем меланхолии, в XV веке. Вернулась еще раз в XIX веке – в виде сплина. И наконец, пришла в XX век с современным определением – депрессия. Но это всего лишь слова. В самом же явлении кроется некая, еще более тягостная, тайна, невыразимая словами. Невыразимое – это «реальное». Реальное – это всего лишь тайное имя самого упадочного в самой глубине упадка. По правде говоря, ничто не может быть речью, кроме самой речи. И все, что не является речью, – реально.

«Даже во сне нельзя завладеть временем, которое лишает владения», – писал Филодем из Геркуланума («О смерти», XIV)-Нельзя желать людям долгой жизни, ибо она вмещает в себя не больше времени, чем короткая. Лишь одно имеет значение – наполненность мгновения в настоящем.

Зеркало – это загадочный единственный глаз. Мужчина и женщина, глядящие друг другу в глаза или в единственный глаз полового органа каждого из них, суть зеркала. Так любовь, когда она порождает плоды, порождая детей, порождает «отражения родителей», которые умножают род человеческий; эти отражения переживают их самих и воспроизводятся в них самих, как отражения.

Завороженность означает следующее: тот, кто видит, больше не может отвести взгляд.

Сон – тот же бог, даже более могущественный, чем смерть и желание.

В истории древних греков похищение (и по причине любви, и по причине смерти) стало разделяться на eros и pothos довольно поздно. Pothos – это не сожаление и не желание. Pothos – и простое и трудное понятие. Когда человек умирает, его pothos рождается у оставшегося в живых: он непрестанно посещает его мысли. Имя (опоша), образ (eidolon) умершего навещают души живых и возвращаются в свое невидимое, нежеланное обиталище.
Нечто подобное происходит и с тем, кто любит: имя и образ предмета любви тревожат душу и проникают в грезы и сны влюбленного с таким же неуловимым и неодолимым упорством, вплоть до того, что заставляют вздыматься фаллос спящего в момент его любовных грез.

Иногда мы смотрим на нечто красивое с ощущением, что это может нам повредить. Мы восхищаемся этой красотой, но без радости. Впрочем, слово «восхищение» здесь неуместно: скорее мы «почитаем» предмет или существо, чья притягательность оборачивается для нас отвращением.

«Светила суть глаза, несущие свет и вставленные в оправу лица Сущего. Солнце, подобно любящему сердцу, посылает свет во все пределы, согревая им все живое, точно кровь, греющая тело. Море – это мочевой пузырь природы. Луна же – меланхолическая печень мира».

Вот что означает слово «любовь» (nomen anions). Вот тот бальзам, который Венера, капля за каплей, вливает в наши сердца перед тем, как оледенить их тоскою. Положим, что тот, кого любят, отсутствует. Но его образ здесь, перед тобою. Сладкое имя его постоянно звучит у тебя в ушах. О, сколько призраков дарит нам любовь, призраков, от коих бежать бы на край света! Сколько приманок любви (pabula amoris), от коих следовало бы воздержаться! Не лучше ли обратить свои мысли в другую сторону и оросить накопившейся спермой любое другое тело, чем хранить ее для той единственной любви, что завладела

Секс тесно связан со страхом.

Живопись отнимает человека у мира

Платон был против изображения пейзажей. По его мнению, природа (physis) непредставима, ибо создана богами. Платон написал, что следовало бы называть «профанацией» artifex и псевдодемиургом того, кто дерзнул соперничать с самим создателем и его творением, что вырывается из глубины природы (physis) в виде нашей Вселенной (cosmos)

Красота таит в себе свойства застывшего бога. Это дары отдохновения и безмолвия (otium et quies), которые подстерегают людей в близящейся смерти. «Великий образ» – это скульптура в могиле. Вот главный вопрос живописи: как показаться в виде бога – того, кто показывается в свой вечный миг?

Паррасий изобрел не только порнографию. Он придумал еще и так называемую крайнюю линию, контур (extremitas, termata technes).

Ни у греков, ни у римлян никогда не существовало понятия гомосексуальности. Само слово "гомосексуализм" появилось в 1869 году. Слово "гетеросексуализм" возникло в 1890 году. Ни греки, ни римляне не делали различия между гомосексуализмом и гетеросексуализмом. Они различали другое – активность и пассивность. Они противопоставляли фаллос (fascimis) всем отверстиям (spintrias) человеческого тела

Мужчина не может всегда находиться в состоянии эрекции. Он подвержен непостижимому, не зависящему от него чередованию потенции и импотенции. Он — поочередно — то пенис, то фаллос (mentula — fascinus). Вот отчего проблема власти — чисто мужская проблема, ибо эта характерная ненадежность и страх слабости неотрывно терзают и мужчину и властителя.