Сборник статей 4 (психология_липоване)

В начале ХХ в. староверам удавалось сохранять это существование "на стыке", благодаря 1) владению двумя культурными кодами; 2) способности вести "двойную игру"; 3) осознанию своей избранности, вне-историчности, не-принадлежности к мирской истории. Староверие предполагает наличие двух как бы параллельных миров: первый - стабильный и истинный, мир традиций предков; второй - преходящий мир современной культуры, за изменениями в котором нужно следить лишь для того, чтобы выжить в нем физически.

Староверы могли выбрать два пути выживания в светском мире: 1) радикальный отказ от мира, фактически монашески-аскетическое существование (напр., федосеевское беспоповское согласие); 2) неизбежный компромисс с миром, опыт языковой диглоссии в Древней Руси перешел в опыт культурной диглоссии - владение двумя культурными кодами, традиционной культуры и современной цивилизации. Это привело к тому, что староверы охотно осваивали новые технологии и применяли на практике свои знания, добиваясь высокого экономического положения в обществе.

«Его же Царствию несть конца» (подчеркивая тем самым, что это Царствие уже наступило с момента Боговоплощения) или, как установили «справщики», «Его же Царствию не будет конца», отодвигая его в некое неопределенное будущее...

Учитывая колоссальное значение религии в обществах того времени (католическо-протестантское размежевание в Европе тоже начиналось с такого рода «нюансов», а привело к существенной разнице социокультурных менталитетов), не удивительно, что наиболее проницательные российские исследователи увидели в староверии не просто «разновидность православия», а «совершенно новый душевный тип» (Г. Флоровский), «особый субэтнос» (Л. Гумилёв). Современный философ С. Корнев проводит по-своему интересную параллель: «признание» никонианством своих «перегибов» и призыв к староверам «объединиться» выглядят примерно так же, как если бы раввинский синедрион посмертно реабилитировал Христа, признал его заслуги (как пророка и чудотворца), конфисковал у Иуды 30 сребреников и призвал христиан вернуться в лоно ветхозаветной религии».

«Это был сильно развитой народ, хитрые мужики, чрезвычайные начетчики и буквоеды, народ надменный, заносчивый, лукавый и нетерпимый в высшей степени». Так Ф. М. Достоевский писал о сибирских старообрядцах.

1. Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников.- М., 1989.- С.292, 293.

расположения к это­му селу, одними из первых получили епископа. Им стал Алимпий, рукоположенный для г.Тульчи 27 сентября 1850 г. митропо­литом Белокриницким Кириллом, епископом Онуфрием Браиловским и епископом Аркадием Славским (32). Последний окормлял приходы Южной Бессарабии до откры­тия епархии в Тульче. Во время Крымской войны российское правительство арестовало Аркадия и Алимпия и заключило в Суз­дальский монастырь (33). По отсутствии в Тульче епископа, 22 мая 1861 г. туда назначили епископом Иустина.
Турки из политических соображений терпимо отнеслись к об­разованию Белокриницкой иерархии. После Крымской войны, когда Южная Бессарабия опять вошла в состав Румынии, ее пра­витель князь Куза, сторонник Франции, всячески поддерживал старообрядцев, несмотря на жалобы митрополита Ясского Сафрония (Румынская православная церковь).

Примеры такого поиска «истинных» некрасовцев встречаем в работе Д. В. Сеня (6) или попытке разделить общий культурный фонд на некрасовскую и липованскую части у фольклориста А. К. Соколовой-Москетти (7).

Актуально выглядит и старообрядческий патриотизм с присущей ему щемящей любовью к русской духовности, истории, культуре и одновременно презрением к власти и российским властным традициям.

Часто можно услышать, как потомственные старообрядцы с гордостью утверждают: “В моем роду за все семьдесят лет советской власти членов КПСС не было”.

Старая вера имела распространение и среди карел как Олонецкой губернии, так и Великого княжества Финляндского, где был известный поморский скит, несмотря на скудость тогдашнего русского населения Великого княжества. Позже поморская вера среди "больших карел" практически угасла, хотя среди тихвинских карел Старая вера еще бытует

Как отмечает известный исследователь старообрядчества С. Зеньковский, по своей строгой дисциплине, пуританскому подходу к миру, трудолюбию и постоянному стяжанию, сознанию своей исключительности и избранности, мирскому священничеству (наставничеству) некоторые общины (в первую очередь, федосеевского согласия) скорее напоминают Женеву времен Кальвина, чем православные монастыри.

После этого ревнитель древлеправославного благочестия посетовал на то, что такой благочестивый край, как Восточная Пруссия, из-за антихристовых козней исчез с карты мира.
Поневоле задумаешься, каков же он, Китеж-град, в реальной жизни?
Образованный и рефлексирующий наставник из Казани осознал то, что большинству староверов, наверное, не приходит в голову — их гораздо большую психологическую близость к Западу, чем можно вообразить, зная их идеологию. Староверы, полностью отрицавшие Запад (на этом отрицании они и возникли при Никоне), легко принимают его, оказавшись в условиях совместного проживания с представителями западных конфессий...

Летом 1996 года нам довелось обсуждать эту статью с наставником федосеевской общины в Казани Александром Евгеньевичем Хрычевым. Глава одной из самых влиятельных федосеевских общин сказал нам: “Розанов абсолютно прав. Немцы-лютеране — самые близкие нам по культуре люди. Вы, наверное, удивитесь, когда узнаете, что в Войновском монастыре (Войновский федосеевский монастырь существовал в Пруссии до первой мировой войны) старицы держали не только образа, но и портреты германских императоров? Лучше, чем в Пруссии, федосеевцы нигде не жили”. На наше недоумение по поводу такого нетипичного для староверов уважения к власти Хрычев заметил: “Так то же благочестивые императоры были, у них законы нашу веру охраняли, а петербургский Ирод ее притеснял”.

оказывались в условиях демократии, они вписывались в них столь легко и органично, будто демократический костюм был сшит не на Британских островах, а в заволжских лесах. Указ о веротерпимости от 17 апреля 1905 года и последовавшее за ним распечатывание алтарей позволили старообрядцам активно включиться в социальную и политическую жизнь России. И тогда, в начале ХХ века, оно не породило ни революционеров, ни черносотенцев. Гучков или Рябушинский — настоящие европейские консерваторы, каких очень мало вышло из православной среды.

Так же легко оказавшиеся на Западе старообрядцы включались в тамошнюю жизнь. У В. Розанова есть небольшая статья о его знакомстве с рижской федосеевской общиной. Он был просто поражен тем, как рижские старообрядцы освоились в немецкой лютеранской культуре. Они вступали в браки с немцами- лютеранами, занимали то же социальное положение, что и местные протестанты, и проявляли те же социальные навыки. И те и другие говорили Василию Васильевичу: “Ну, у федосеевцев образа, а так — какая между нами разница?”

обрядческого образа “Святой Руси” от представлений православного большинства — это принципиальный антиэтатизм, десакрализация светской власти, которая встала на сторону никониан и подвергала жестоким репрессиям ревнителей древнего благочестия. Монарх перестал для них быть помазанником Божьим, от средневекового пиетета перед властью не осталось и следа.

В то же время в Канаде среди православных русских обнаружилось активное стремление к принятию старообрядчества. "Срочно требовалось учредить в Канаде старообрядческую епископскую кафедру", — отмечал Ф.Е.Мельников.

Дело в том, что они жили в сравнительно более спокойной обстановке, не испытали тех трагических гонений какие испытали старообрядцы в России. В их генной памяти нет такого объёма драматизма. П

Черты их лица преимущественно схожи между собой; все белокурые и во многом напоминают донских казаков".
Характеризуя нравы и занятия липован, И. Будай-Деляну

многообразия современного мира, в котором динамика процессов самоопределения сочетает в себе средневековую религиозную консервативность и механизмы постмодернизма, в которых как элита, так и "обыкновенные люди" проявляют как идеализм, так и прагматизм, стремясь к лучшей доле.