Без разрешения

Когда я покидаю здание с чувством вины за собственное существование, ливень стихает. В моей — бывшей нашей — квартире травят клопов, и мне некуда идти после. Из моей — бывшей нашей — любимой булочной я звоню ей. Я рассказываю о своём провале: она, конечно, находит успокаивающие слова, и мне приятно чувствовать, что меня жалеют. Свежевыпеченный хлеб красиво разложен в плетёных корзинах в витрине, и он совершенно не пахнет: он никогда не пах, даже в тот день, когда мы съели половину буханки, пока добрались до дома. Тогда я радовалась, что очередное клише удалось воплотить в жизнь: вот мы несёмся по холодеющему проспекту, и в руках у нас хлеб в бумажной обёртке и ровно полкилограмма черешни, и мы будем счастливыми ещё примерно две недели, пять дней и два часа.

Я представляю его вспотевшим, ворочаю­щимся на мятой простыне в утренних московских су­мерках, пробивающихся сквозь тонкие шторы. Как он подходит к окну и смотрит на Новый Ар­бат, на дома-книжки, расцвеченные светодиодами.
Я думаю об этом не без удовольствия

«История повторяется дважды — сначала в виде трагедии, затем в виде фарса», — гласит гегелевская максима.