Женщина пишет

Сборник, который читать будет очень нелегко. В нем много ужаса, боли и отчаянья. Он о женщинах, что в Великую Отечественную войну служили в боевых подразделениях, ходили в разведку, управляли танками и самолетами, а после войны не могли найти себе место. «У войны не женское лицо» – миф, который своим художественно-документальным произволением белорусская писательница Светлана Алексиевич решила развенчать ещё в 1980-х. У войны искореженное в муках лицо - материнское, детское, солдатское, любое.

​​Я дочитала «Нормальных людей» Салли Руни (она не слабо так всполошила всех англоязычных критиков и читателей) и мне странно.

С одной стороны, это снова про опыт пары, чьи отношения не были простыми (а я очень жду, что когда-нибудь появится классный современный роман, где у главных героев обойдётся без невзаимных чувств, абьюза, насилия, неравенства и недосказанности). Одноклассники Марианна и Коннелл начали встречаться ещё в старших классах. Он - красавчик из обычной семьи, играет в футбол (ну такой нормальный парень), она - богатая одиночка, которую в лучшем случае не замечают, в худшем - травят (ну такая странная особа). Под встречаться я имею в виду секс и долгие разговоры в спальнях друг друга о литературе, политике, детстве, но никаких публичных знаков внимания - это под запретом, не то люди подумают, что Коннелл тоже какой-то странный чувак.

Все 300 страниц романа - это качели. Вверх - Марианна и Коннелл поступили в колледж в Дублине и нежатся в объятиях друг друга, вниз - новый семестр и они счастливы с другими, потому что в прошлый раз что-то не так поняли или вообще не поняли, зачем им собственно быть вместе. И так ещё не раз они будут, то расходиться, то сходиться вновь в течение четырёх описанных в книге лет.

С другой стороны, это очень хороший роман взросления. Мне кажется, тут все величие Салли Руни как автора - в мельчайших подробностях запечатлеть процесс самоопределения, который в том числе происходит через слова и поступки других людей по отношению к нам самим. Они не могут читать мысли друг друга (помогло бы это вообще влюблённым?), но пытаются - любят ли меня, как я влияю на неё/него, получится ли из этого что-то нормальное? Марианна сравнивает их с растениями, посаженными в один горшок, и прорастающими друг в друга. Что это если не созависимые отношения? Мне наблюдать за этой парой по большой части было не очень просто - как будто кислорода с каждой главой становилось все меньше. Постоянно что-то мешало им быть в состоянии покоя, нормальными такими друзьями или любовниками. Марианна и Коннелл всегда были или где-то посередине, или на краю случайно ими же выстроенной бездны.

Производные от слова «норма» мелькают в тексте 32 раза, но как полная противоположность происходящему. Коннелл успел побывать в «нормальных» отношениях, которые одобрят ваши соседи, но к тому моменту сам он уже быть «нормальным» перестал. Он писал свой первый рассказ, переживал смерть друга, лечился от депрессии. Что осталось от того милого парня напротив? Да почти ничего. Марианна же никуда от своей странности, которая не что иное как реакция на переживаемое в семье насилие, никогда не бежала: встречалась с художником-садистом и пыталась отделить боль от любви (очень напомнила мне Джуда из “Маленькой жизни” Янагихары).

Руни, безусловно, поймала момент - зафиксировала в пространстве текста пару полностью из нашего времени. Они обсуждают актуальную новостную повестку, не стремятся вмиг разбогатеть и постоянно пытаются объяснить себя и других (кто-то вот использует для этого Твиттер, а кто-то монологи с самим собой). Рядом с ними очень хочется быть нормальной и скучной (уж мне точно) героиней из тех книжек, что в литературе в роли главных героев не встречаются.

Три графические истории от разных авторов и иллюстраторов о трех реальных женщинах, судьбы которых затронули нацистские трудовые лагеря. Франциска родилась у матери-польки и отца-чеха, которые полюбили друг друга находясь на принудительных работах на оружейном заводе. Ярмила добровольно записалась на работы. Как участница сопротивления она надеялась таким образом скрыться от гестапо. Гелена оказалась за колючей проволокой, будучи чешской еврейкой с Волыни. Ей удалось бежать и примкнуть к партизанам. По таким книжкам нужно учить историю, тогда из неё уже наконец-то можно будет научиться делать выводы.

​Книгу с таким названием пропускать было никак нельзя (и как оказалось, хороша она не только этим).

Женщин здесь, действительно, много и самых разных - головокружительных, вечно одиноких, страстных, смелых, едва заметных и каких только ещё тут нет (место действия - Нью-Йорк, чего ещё ждать, если не многообразия). Хотя главное действующее лицо одно - приближающаяся к столетнему юбилею Вивиан Моррис, которая рассказывает историю своей жизни некой Анджеле.

Что это была за жизнь? Такая, что не оторвёшься.

«Летом 1940 года меня, девятнадцатилетнюю дурочку, отправили жить к тете Пег в Нью-Йорк. У тети был свой театр. Но если ты с тоской готовишься к истории гадкого утенка, который переехал в город и превратился в прекрасного лебедя, можешь не волноваться: моя история совсем другого сорта. Я всегда была красавицей, Анджела. Более того: я всегда это знала»

Самодовольно? О, да. Ну и прекрасно! Ведь только с такой героиней мы и увидели, как в жизнь американской девушки из благополучной семьи пришла свобода в самых разных смыслах: от профессиональной (она открыла собственное свадебное ателье вместе с подругой) до сексуальной и она, кажется, основная.

Первый раз занявшись сексом с незнакомым мужчиной Вивиан больше никогда не отказывала себе в удовольствии (разве что на время второй мировой). Меняя любовников одного за другим, она чуть было не вышла замуж, но и тут ей помешала война. Она потом сама с иронией замечала, что бывает все-таки от таких ужасных событий польза. И эта дерзость в немыслимом для многих думании о себе, своих чувствах и удовольствиях даже в темные для всего человечества времена (да и в любые другие, чего уж там), одно из самых прекрасных свойств характера героини. Ее жажду жизни могла остановить только смерть, но она ее миновала, так не стоит ли взяться за все как следует?

«— Секс насыщает меня, Фрэнк, — наконец ответила я. — Знаешь, на что это похоже? Внутри меня живет тьма, которую никто не видит. Она всегда там, в самой глубине. И когда я занимаюсь сексом с разными мужчинами, эта тьма на время насыщается. Как объяснить, что под «тьмой» я подразумеваю не «грех» или «зло», а лишь воображаемое место в невыразимой глубине души, куда не проникает свет реального мира? Туда способен проникнуть только секс. Место, которое не опишешь словами. Ни дружба, ни творчество не могли насытить эту часть меня»

Знаете, трудно остановиться на каком-то одном плюсе этой книги. Ведь кроме того, что это про возможность быть счастливой так, как хочется каждой конкретной женщине (конечно же, эта возможность не была внесена на блюдечке). «Город женщин» - это книга про театр и моду в 1940-х. А ещё и прекрасная книга о дружбе женщины с женщиной и дружбе женщины с самой собой.

«Я не говорю, что нашла единственно правильный способ жить. Я лишь хочу сказать, что для меня он правильный и это уже не изменится. Я приняла себя»

Так, не переживайте, это не с полочки «здоровый образ жизни и мотивация». Это роман о беге как о весьма эффективном способе избавиться от чувства вины. В принципе, на месте бега могло быть и ещё что-то, но этой героине было важно именно убежать, и поверьте, в ее случае вам бы тоже этого захотелось.

В детстве Нора потеряла подругу при весьма трагических обстоятельствах, активной участницей которых она была. В свои восемнадцать лет у неё все ещё не получается беззаботно шагать в светлое будущее. Это событие из прошлого в разных видах условного наклонения тревожит ее вот уже несколько лет: «а что если бы» с самым разным продолжением оседают в ее мыслях каждый день.

И вот однажды она решает побежать. Один круг, второй, третий и ее мысли уже не могут ее догнать. Она выигрывает соревнования одно за другим, но радость всех вокруг ее успехам только злит. Она бегает не ради медалей и ей все равно на количественный результат. Бег для неё - это способ спастись от разочарований в себе. В этот момент она предельно сконцентрирована. Самые саморазрушительные мысли пережитые в движении даются ей легче.

«Я смотрела в зеркало до тех пор, пока вновь не увидела свое лицо. Свое обычное, нормальное лицо, то же, что и всегда. Потом встала и пошла в душ. Завтра я опять буду бежать, пока не превращусь в ветер, буду со свистом проноситься сквозь все, и ничто меня не остановит, ничто не будет раздирать меня на куски».

Одновременно с преодолением личных проблем в книге есть и фокус на вопросе неравенства. Нора стала участницей первого в истории Бельгии марафона, в котором разрешили участвовать женщинам. Так что во время марафона она не только перебегает из одного воспоминания в другое, но и постоянно сопротивляется очень даже явным раздражителям вроде мужчин-бегунов, которые и словом и делом мешают ей добежать до финиша.

«— Твое место — на кухне, — пыхтит другой. — Супчик гото-о-ов!

Молчи, приказываю я самой себе. Будь сильнее, чем они. Детский сад, твое место на кухне — эти слова поддерживают мой ритм. Им так же страшно, как и мне, я знаю, а может, еще страшнее. Вдруг я смогу от них оторваться? Вот будет позор. Их обошла женщина. Бедняги»

Сила и свобода - будь в книжных полки с таким названием, быть этому роману там в первых рядах.

За пять минут такую историю не расскажешь, даже если сместить фокус только на европейскую и американскую территории. Готовьтесь к долгому разговору, не зря же сотрудница института гендерных исследований Мишель Клейман в Стэнфорде Мэрилин Ялом провела сотни часов в поисках хотя бы одного словечка, что оставили после себя жены из Древний Греции или Викторианской Англии. Этим миллионам женщин до нас не всегда было позволено писать, да и вообще размышлять о своей участи в каких-то критических категориях. Но сейчас то можно, и спасибо Ялом, что она этим правим за всех нас воспользовалась.

«В этот исторический момент, когда термин «жена» становится сложно определимым и может отойти в прошлое, есть смысл оценить его наследие. Когда возник западный взгляд на роль жены? Как законы и обычаи, касающиеся жен, переходили от поколения к поколению? Какие основные модели жизни в браке оказались вплетены в современную жизнь? Какие нити выдержали, а какие оборвались?»

Первый раз я прочитала «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат ровно год назад - в прошлом октябре, чтобы написать текст о классных экранизациях классных книг.

Первый и единственный роман американской поэтессы планировала экранизировать Кирстен Данст: она уже сняла несколько короткометражек, но полный метр должен был случиться у нее впервые. На роль главной героини — талантливой студентки Эстер Гринвуд, которая проходит стажировку в нью-йоркском журнале и борется с гендерными стереотипами и психическим расстройством, — выбрали Дакоту Фаннинг.
Написанную в 1963 году полуавтобиографическую книгу «Под стеклянным колпаком» критики не сразу встретили восторженными отзывами. Одна из причин — именитые критики, как водится, были мужчинами, а хвалить такие «незначительные» вещи, как физиологические подробности жизни женщины, теряющей рассудок, не самое почетное занятие. Считаться образцом исповедальной и феминистской прозы она стала чуть позже. Во многом это связано с самоубийством писательницы, которое произошло меньше чем через месяц после издания книги. Сильвия, как и героиня ее книги, страдала от депрессии.

Также Плат в письмах к психиатру рассказывала о жестком обращении мужа — поэта Теда Хьюза. Трагическая история жизни самой Сильвии Плат стала основой для фильма «Сильвия» (2003 год), главную роль в которой сыграла Гвинет Пэлтроу.

«Бегуны» Ольга Токарчук

Дочитала (со второй попытки, которая, кажется, была где-то в другой жизни) и не верится, что столько историй может жить в одном человеке. Польская писательница в своей писательской сущности оказалась бесконечной, и там, где конец книги – просто начало другой истории.

Мир этого романа – иногда какой-то приключенческо-научный, а временами тревожно-реалистичный – это такой огромный шкаф в заброшенном замке. От него ждёшь (и получаешь) совершенного иного опыта, прямой дорожки в заколдованный лес, где тебя ждёт путешествие, которое точно да что-то изменит.

Вот такие самые разные путешественники – главные герои рассказов «Бегунов». Из одного пункта в другой (тут можно и на другой континент, и на соседнюю станцию метро) они переносят авторские идеи о пространстве, времени и самих себе. Смотришь на них словно сквозь окно иллюминатора, а они там просто разной яркости огоньки – что-то мерцает так, что можно и ослепнуть, а что-то только готовится подать жизненно важный сигнал. Есть там паломники выдуманные и реальные, из прошлого и настоящего, диковинные и совсем привычные, одна героиня даже, как мне показалась, и авторский замысел выдала в какой-то степени:

«Давайте записывать друг друга — это наиболее безопасный способ коммуникации, давайте обменивать друг друга на буквы и инициалы и запечатлевать на листочках бумаги, подвергать друг друга пластинации, погружать в формалин фраз».

Каждый раз открывая книгу после перерыва, я продолжала и свое личное путешествие. Делилась находками на протяжении всего пути, текст Токарчук хотелось обсудить, а что-то прямо процитировать. Сидела ли я в метро, на скучной лекции или спокойно полеживала дома, я каждый раз смотрела в глубину текста с широко открытыми глазами и не понимала: а конечная станция у путешествия будет? Надо же остановиться, подвести итоги, что-то про жизнь понять. Но собственная реальность последних лет подсказывает (будто обухом по голове) – никогда этот бег самопознания не кончится. Как только остановишься – тебя сразу измерят, опишут, засунут в прозрачный сосуд и поставят на полочку.

«Разглядеть можно лишь фрагменты мира, и так будет всегда. Моменты, крошки, мимолетные конфигурации, рассыпающиеся, едва успев возникнуть. Жизнь? Ее не существует, я вижу линии, плоскости и тела, а также их эволюцию во времени. Время же — нехитрый инструмент для измерения мелких изменений, школьная линейка с упрощенной градуировкой: всего три точки — было, есть и будет».

Сборник «Сестромам» Евгении Некрасовой - это такие страшилки на ночь для взрослых с чудовищем в соседней комнате вместо острозубых чудищ с болот. Один раз прочитать - всю жизнь бояться. Если бы не спасительный конец света в самой последней истории, то даже не знаю, на что ещё надеяться.

​​«Там, где раки поют» Делия Оуэнс

Книжка про большой обман для всех и каждого. Обмануты будут и читательские ожидания (все-таки в дремучем лесу труп нашли, надо вычислить убийцу), и в особенности ожидания героини по имени Киа (по кличке Болотная девчонка), которую впервые мы на страницах романа видим шестилетней. Она ожидала, что мама и папа будут всегда рядом - не сбылось. Что парни будут с ней не ради секса - не случилось. Что первая любовь никогда не обманет - тоже мимо. Что жизнь совсем без людей будет ок - не все так просто. Лучшее, что тут можно сделать - полюбить природу. Всех этих птичек и насекомых понять проще, хоть они и сложны в своём многообразии.

Сама я не догадалась, но спасибо издателям, пояснили: «Исследование Делии о важности женских групп у социальных млекопитающих повлияло и на ее роман. В нем, по сути, дан анализ поведенческого портрета молодой женщины, которая вынуждена прожила большую часть жизни вне социальной группы». А точнее, в окружении ужасных мужчин, давайте называть вещи своими именами.

Полного взаимопонимания с книгой у меня не случилось, но рассказать про неё вам решилась. Поразил меня все-таки писательский путь Оуэнс, исследовательницы львов и бурых гиен.

«Порно никогда не сможет стать заменой секспросвету»

Дочитала эссе Джессики Стоядинович (порноактрисы и колумнистки The New York Times, Playboy, Esquire) «Философия, порно и котики» и так и не поняла, как отношусь к этому жанру. Представить мир без него, кажется, уже совсем нереально, но и то, как выглядит то, что в ближайшем доступе - вообще не радует.

Собственно, ещё «сложнее» чувствуют себя сами люди из порноиндустрии. Вот что пишет об этом сама Джессика:

«Да, это звучит парадоксально, но я охотно работаю в сфере, которая низводит меня до набора сексуальных характеристик, и при этом жду, что все остальное время окружающие будут видеть во мне многогранную личность».

Содержание книги полностью соответствует названию. Тут болтают обо всем: есть и первый разговор с бабушкой о том, что ее внучка снимается в фильмах голенькой, и рассуждения о ретроградном Меркурии. Ну то есть те самые диалоги, что в порно обычно проматывают, но которые должны быть, чтобы напомнить каждому - перед вами живые существа.

Судьба молодых девушек из среднего класса долгие годы была предсказуемой: замужество, дети, милое хобби вроде вышивания. В самом известном произведении Джейн Остин перед читателями целых пять таких героинь по фамилии Беннет. После смерти отца им не достанется ни гроша, поэтому они срочно нуждаются в покровителях (по крайней мере, так думает их мать, у девушек - другие планы).

Это подчинённое положение известную английскую писательницу ужасно раздражало. Хотя исследователи определяют феминизм Остин как «домашний», а не «героический», ей всё-таки удалось создать персонажей, которые чувствуют несправедливое распределение сил. Элизабет, одна из сестёр, часто игнорирует чужие ожидания: например, когда отказывает двум потенциальным женихам.

Под мужским псевдонимом англичанка Мэри Энн Эванс стала одной из главных романисток викторианской эпохи. И хотя в те времена женщины-авторы уже не скрывались за вымышленными именами, для Эванс это была принципиальная позиция.

Она писала о жизни небольших городов в тесной связи с политическими событиями, и ей хотелось получить непредвзятую оценку своих рассуждений.

Самое известное произведение Элиот, «Мидлмарч», затрагивает множество проблем: статус женщины, природу брака, крушение идеалов и не в последнюю очередь — избирательную реформу 1832 года (после принятия акта британцев с правом голоса стало значительно больше).

Монотонная провинциальная жизнь, столь идеализированная в других книгах того периода, здесь выглядит иначе: браки в сельской местности бывают неудачными, наследство всегда приходится отвоёвывать, политические интриги неизбежны.

Я как девочка/девушка/женщина рада, что прожила 27 лет и все-таки увидела такую книгу в книжных магазинах.

Ведь это не просто советы с позиции прожитых лет, это честный разговор. Разговор с настоящей девочкой, а не принцессой, лапочкой, красавицей, малышкой.

Что мне очень нравится в этой книге, так это то, что девочка и правда стала настоящей. У неё есть месячные и волосы на теле, она переживает, что не соответсвует общепризнанным стандартам красоты, нуждается в личном пространстве, имеет право не улыбаться никому на свете и много чего еще. Вообще, кажется, что в этой книге нет ни одного пропущенного сложного вопроса.

Есть вещи очень прикладные - как обезопасить себя в интернете, как распоряжаться своими первыми деньгами, как понять, что ты беременна, как вычислить мудака, как помочь подруге, как пережить расставание, как прекратить травлю в школе. А есть менее осязаемые - что такое любовь, свобода, красота. Ну и самое мое любимое - это понятие гендерных коробок для мальчиков и девочек.

«Когда ты родилась, у тебя между ног увидели вульву, а не половой член. Поэтому в твоём свидетельстве о рождении появилась запись о том, что твой пол женский. Поэтому от тебя ожидают, что ты будешь играть социальную роль девочки. Тебе выдали огромную коробку под названием «гендер». Коробка наполнена гендерными стереотипами: правилами, которые ты должна соблюдать. Розовый или голубой? Слабая или сильная? Юбка или джинсы? Вышивка или футбол? Ты без труда ответишь на эти вопросы: ты с детства знаешь, что именно лежит в твоей коробке».

Пора бы эту коробочку уже сжечь. Эта книга - зажженная над нею спичка.

Британка Кристи Уотсон решила стать медсестрой в семнадцать. Следующие двадцать лет она ухаживала за пациентами, лежащими в хирургическом, терапевтическом и психиатрическом отделениях, следила за жизнью младенцев, рожениц и стариков. Историй жутких медицинских диагнозов, нелепых совпадений и долгожданных откровений у операционного стола хватило бы на мини-сериал, но Уотсон написала книгу, чтобы реабилитировать свою профессию. Работа медсестры не предполагает поиска точного диагноза в ответ на запутанный список симптомов, но она гораздо сложнее, чем принято считать. Кодекс профессионального поведения медицинских сестер и акушерок перво-наперво говорит о доброте, уважении и сочувствии. Но где найти их источник, когда пациенты то и дело умирают, гендерные стереотипы влияют на зарплату, а психологической помощи на всех не хватает? «День, когда я была добра с каждым пациентом» — особенная глава в воспоминаниях каждой медсестры.

Когда жизнь английской писательницы Оливии Лэнг (первой на русский язык перевели ее книгу «Одинокий город») пошла наперекосяк, она стала искать забвения на берегах реки Уз в графстве Суссекс. Путешествие от истока до места, где река впадает в море, превратилось в нетривиальное исследование того, как события давно минувших дней отражаются в окружающем нас ландшафте. Реки виделись ей идеальными хранителями самых разных историй, которые то и дело находили отражение в настоящем. С заболоченных берегов навстречу Лэнг выходили участники жестокой Баронской войны XIII века и «охоты на динозавров», развернувшейся в этих краях шесть столетий спустя. Однако больше всего внимания Лэнг уделила Вирджинии Вулф, которая разделяла ее трепетное отношение к воде и для которой Уз стала вечным утешением. Мемуары, биография известной писательницы, исторические хроники, заметки путешественника — омут памяти у Лэнг вышел разножанровый.

Вирджиния Вулф «Орландо»

С этой книги началось мое знакомство с Вулф как с романисткой. Это ее произведение, кстати, считается одним из самых легких для прочтения (повезло!). Но на самом деле, я не ожидала такого единения с текстом. А на главную героиню/главного героя по имени Орландо я бы вообще подписалась в инстаграме, будь такая опция.

Итак, Орландо прожил(а) 350 лет (на внешности это никак не сказалось): первую половину — как мужчина, вторую — как женщина. Эпоха королевы Елизаветы I, эпоха Просвещения, первая половина XX века — декорации менялись стремительно, а вместе с ними гендерные роли и отношение к литературному процессу (этот контекст оказался самым для меня тяжеловесным). Ну а чего я хотела? Роман модернистский, повествование обрывается и восстанавливается в самых неожиданных местах, цитирование бьет ключом. Одно более-менее постоянно — жанр. Вулф творит псевдобиографию, основанную на мотивах жизни ее реальной знакомой — подруги Виты Сэквилл-Уэст. В романе даже есть фигура биографа, который любит все прокомментировать. Это для меня отдельная грань писательского таланта Вулф. Вот очень показательный (и смешной!) отрывок:

«Было это в ноябре. После ноября наступает декабрь. Потом январь, февраль, март и – апрель. После апреля начинается май. Далее идут июнь, июль, август. Потом сентябрь. Потом октябрь и – снова у нас ноябрь, и, значит, прошел целый год. Такой метод писания биографии, при бесспорных своих преимуществах, в чем-то, может быть, не вполне убедителен, и, если мы будем и дальше его придерживаться, читатель вправе нам попенять, что, мол, и сам бы мог цитировать календарь и сэкономить – уж неизвестно какую там сумму сочтет наш издатель уместным назначить за нашу книжку. Но что прикажете делать биографу, когда персонаж его сталкивает с такой незадачей, как вот нас сейчас Орландо? Все, с чьим мнением стоит считаться, согласились на том, что жизнь – единственный предмет, достойный пера биографа или романиста; а жизнь – постановили те же авторитеты – ничего не имеет общего с тем, чтоб сидеть на стуле и думать. Мыслить и жить – два полярно противоположных занятия. А потому – раз Орландо сейчас только и делает, что сидит на стуле и думает – нам ничего другого не остается, как цитировать календарь, перебирать четки, сморкаться, ворошить огонь и смотреть в окно, покамест ей это не надоест».

Сюжет этого романа пересказать очень трудно, но если читать интересно, то и какая разница. После планирую как-нибудь прочесть роман Жаклин Арпман «Орланда», где преподавательница литературы пытается разгадать: что это за жизнь, когда годы идут, а ты не стареешь?

«Я не собираюсь ни ныть, ни каяться»: французская писательница Виржини Депант начала свой сборник эссе с четкой формулировки, ее и придерживалась до самого конца. Изнасилование, порнография, проституция — какую бы тему она не препарировала, бунт всегда соседствует с искренностью, ярость с логикой, провокация с надеждой на сносное будущее.

Мне трудно говорить об актуальности (я не слишком сильна в теоретической части феминизма) и объективности книги (не согласна с Депант по некоторым вопросам). Но мне нравится знать, что и такая книга может быть у меня на полке: неудобная, резкая, посылающая на три буквы все, что бесит.

Ещё, читая эту книгу, я задумалась вот о чем: временами кажется, что наши взгляды на этот мир остановились в развитии. Типа мы уже про все знаем и новые определения не нужны. Но книга вроде этой может неслабо так встряхнуть: а так ли прочны твои убеждения? В этой неустойчивости мне видится реальная жизнь.

Как же хорошо было с этой книгой. Иногда даже чересчур хорошо и казалось, что Бьянка Мараис уж слишком пытается быть хорошей, но я ей это быстро простила. Ведь столько в тексте всего, что я так люблю.

Главные героини — девятилетняя Робин из благополучной белой семьи и чернокожая мать троих детей Бьюти — перестают смотреть друг на друга с участием стереотипов и начинают видеть без лишних надстроек, уменьшающих значимость человека самого по себе. Этот переход от обоюдного страха к доверию наблюдать всегда волнительно.

Неожиданные сюжетные повороты, обрывы и тупики. Робин и Бьюти живут на одном континенте, но совершенно в разных условиях. Одна в шахтерском пригороде Йоханнесбурга с родителями, другая — изо всех сил пытается в одиночку прокормить детей, когда умер муж. Все катится в бездну из-за восстания школьников, вышедших на улицы города с протестами против порядков апартеида. Привычное погребено в глубокой яме, а Робин с Бьюти оказываются в одном доме и становятся друзьями.

«Теперь-то я знаю, до каких размеров может раздуться любовь и какую великую боль она причиняет, когда ей некуда излиться. Словно грудное молоко, она должна иметь выход; она может питать, только если изливается. Разве имеет значение, что эта девочка — не моя? Разве имеет значение, что она белая? Разве имеет значение, что ее язык не может охватить звуков моей речи, если мои руки могут обхватить ее? Нет, это ничего не значит.»

Робин. Эта девочка, конечно, совсем не похожа на ребенка. Да, она любит книги про сыщиков и хочет сама стать детективом, делает глупости чаще, чем хотелось бы, но то, как она анализирует свою жизнь и других людей, выдает в ней авторский взгляд на мир. Ей невозможно не сопереживать и не желать всего самого хорошего.

И очень важная информация для завершения этих текстовых попыток перетянуть вас через экран и усадить за чтение. Бьянка Мараис родом из Южной Африки, но сейчас она живет в Торонто с тремя питомцами (какого они вида неизвестно), имена которых выдают в ней поклонницу Гарри Поттера — Маггл, Миссис Норрис и Вомбат (W.O.M.B.A.T — Wizards' Ordinary Magic and Basic Aptitude Test).

​Вторая книга австралийской писательницы рассказывает о двух женщинах, судьбы которых связала вера в сверхъестественное. Одна из героинь по имени Нэнс якобы получила дар врачевания от волшебных, но коварных существ, что зовутся фэйри. Вторая - Нора - пытается вылечить от неизвестного ей недуга внука, который после смерти матери перестал ходить и говорить и вообще больше похож на существо не из этого мира. Знахарка обещает, что вернёт ей настоящего внука, а этого отправит обратно в потусторонний мир.

Невежество стало основой этого крепкого союза, который все-таки привёл к трагедии. Кент хоть и вполне реалистично описывала деяния этих волшебных созданий из ирландского фольклора, но так и оставила легенды просто легендами.

Не знаю как вы, но я не верю ни в какие сверхъестественные штуки. Поэтому я ни на секунду не сомневалась, что если пытаться утопить больного ребёнка в холодной реке, то навряд ли на следующий день он излечится. Но знахарка Нэнс и измученная ребёнком Нора не знали другого мира. Мира, где есть квалифицированные врачи, готовые оказать помощь при любом диагнозе. В их реальности врач поставил диагноз «кретин» и ушёл в закат. Выбор был небольшой: мучиться дальше в одиночку или использовать шанс изгнать болезнь с помощью специальных трав и ночных водных ритуалов.

Мне не хочется винить этих женщин в смерти ребёнка. До ирландской деревни в XIX веке трудно доходили новости с большой просвещенной в медицине земли. Им приходилось справляться самим и неоткуда была черпать научные знания. Очень многое зависело от удачи. В этой книге всем очень не повезло.