Книги из Книжного бункера

Для меня «Элмет» стал книгой о том, как трудно быть подростком в семье родителей-маргиналов, когда мать, страдающая от депрессии наркоманка, уже умерла, а отец (при рождении крестной феей у него, кажется, был Геракл), феноменально одаренный физической силой и пудовыми кулаками, приносящими доход в нелегальных боксерских боях без перчаток, похож на дикого лесного духа и не имеет ни малейшего представления, как жить с детьми в городской среде. Но на самом деле роман очень полифоничен. Каждый читатель волен в нем расставить акценты по своему усмотрению, и каждый будет прав.

Рассказываю мужу о книге «Шесть пробуждений»: «Это герметичный детектив в космосе. Члены экипажа должны вычислить, кто из них является убийцей-психопатом. При этом каждому, конечно, есть, что скрывать, потому что весь экипаж состоит из преступников.

Этот полет - их шанс начать все с чистого листа, но эта амнистия может обернуться и смертным приговором. Получается, что они в некотором роде “сокамерники” на своем корабле. Истории их преступлений строго засекречены, но так как им лететь вместе несколько десятков лет, вероятность утечки информации велика, как и шанс просто свихнуться. В общем, все сложно, запутанно и интересно.

Но знаешь, что там самое крутое? Человечество изобрело пищевой принтер, который из белка и вкусовых добавок, может приготовить все, что угодно: от бифштекса до бабушкиного печенья! Ты только представь, приходишь на кухню и просто распечатываешь себе завтрак. Никогда в жизни я еще никому так не завидовала!»

Впервые “Стоунер” был опубликован 50 лет назад и на фоне своих современников остался практически незамеченным. В свингующие шестидесятые, в эпоху новых открытий, полетов в космос, модных революций, битников и Битлов тихая история Стоунера пришлась не ко времени. Не до него было. Прошло пятьдесят лет. Человечество пресытилось всеми гонками, в которые само себя и загнало, и в этом душевном похмелье вдруг появилась потребность заглянуть в себя.

Сначала история предвещает громкий селф-мейд. Уильям Стоунер родился в семье фермеров и до двадцати лет в его жизни не было почти ничего, кроме изнурительного и беспросветного труда, который оставлял силы только для вялого пережевывания ужина. Жизнь в старом доме мало отличалась от жизни хозяйского скота в загоне - пашешь с раннего утра, жуешь трудный свой хлеб, спишь, чтобы утром начать все сначала. И вдруг перед Уильямом открылась другая вселенная - он поступил в университет. Первые два курса это была механическая учеба на сельскохозяйственной факультете, пока в один день не пришла она - Любовь. Любовь к литературе.

Задумка этого романа у Селесты Инг появилась в 2009 году и началась она с персонажей: с семьи Ричардсонов - коренных жителей Шейкер-Хайтса (реального города, в котором жила сама Селеста с 1990 до 1998 год, пока не уехала учиться в колледж) - и приезжей фотохудожницы Мийи Уоррен с дочерью Пёрл. Взаимоотношения этих двух семей сложным образом переплелись и уже достигли определенного градуса накала, но не хватало последней капли масла в этот тлеющий костер конфликта. И тогда Инг вспомнила давний случай, когда белая семья решила усыновить китайского ребенка…

Начавшись с пожара в доме Ричардсонов, роман пройдется бикфордовым шнуром по чувствам всех персонажей - вот где на самом-то деле таятся главные костры и пепелища. Эта история рассорила целый город, поэтому неудивительно, что при знакомстве с ней у читателя тоже где-нибудь пригорит.

Если бы Данте писал свою «Божественную комедию» сегодня, то элитная закрытая школа-пансион вполне могла бы стать у него одним из кругов ада. Тана Френч - прекрасный гид по токсичной среде девичьих страстей - проведет читателя по этому лабиринту из дружбы, которая, как башня из кубиков, может разлететься на куски от любого неловкого движения, жгучей ненависти в глазах соперниц, выматывающей первой влюбленности, ежедневного троллинга, которому надо противостоять или приспосабливаться. И всё это поджаривается на медленном огне взросления, гормонального фона и личных проблем в семье.

В детстве, когда я смотрела выступления художественных гимнасток, меня особо восхищали их упражнения с лентой, ожившей, казалось, в их руках, как будто они держат за хвост волшебную змейку, которая никак не может вырваться на свободу. Ольга Славникова с ловкостью олимпийской чемпионки демонстрирует невероятную гибкость и метафоричность русского языка. Легко представить ее: вместо палочки - шариковая ручка, вместо ленты - длинная вязь слов.
Это выступление достойно золота.

Олег Ведерников с детства отличался особой прыгучестью, как будто вместо воздуха дышал каким-то летучим газом, каждый день заставлявшим его бросать вызов гравитации. У мальчика был дар, который с годами под чутким и умелым тренерским надзором мог воплотиться в олимпийскую медаль и не долговечную спортивную славу. Олег исправно ходил в спортшколу олимпийского резерва, где учился уже не столько прыгать, сколько парить над взрыхленным песком. Был близок день, когда он должен был оттолкнуться от доски и улететь в свое светлое будущее, но фатум поставил на его пути глыбу, о которую разбились все надежды. Майским днем, который Олег посекундно будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, он увидел, как на дорогу в погоне за прыгающим красно-зеленым мечом вылетел маленький мальчик Женечка Караваев почти прямо по колеса огромного джипа. Олег не задумывался, он не мечтал о славе героя-спасителя, это был почти рефлекс. Он совершил свой самый лучший и последний прыжок, который в другом месте мог быть стать новым мировым рекордом. Он спас мальчишку.
На этом закончилась его карьера возможно великого легкоатлета.
С этого начался роман Ольги Славниковой.

Успех Нейтана Хилла и его дебютного романа «Нёкк» - это не очередная история литературной Золушки. Скорее это долгое восхождение на Эверест. Хилл писал свой роман больше 10 лет. В какой-то момент он решил, что писателя из него не получится и перестал посылать свои работы в издания и волноваться из-за редакторов и агентов. Теперь веру в свою неудачу он считает лучшим, что с ним тогда могло произойти. Он стал свободен. Он писал для себя и своего единственного слушателя и читателя - жены. Хилл вспоминает: «Я не стал возлагать на это все мои надежды, и решил писать так, как люди заботятся о своем саде. Никто не держит сад, чтобы быть знаменитым. Никто не считает свой сад неудавшимся, если его никто не видит. Просто тебе нравится ухаживать за своим садом. Именно этому научила меня моя книга — получать ежедневную радость и наслаждение от самого процесса». Нейтан Хилл «вырастил» роман, который стал для меня большим открытием этого года.

Ли Июнь - американская писательница китайского происхождения по настоянию родителей - физика ядерщика и школьной учительницы - закончила биологический факультет, получила степень бакалавра, переехала в США, где специализировалась на иммунологии и получила магистерские степени по литературному мастерству. Теперь ее книги переведены более чем на двадцать языков, а The New Yorker в 2010 году назвал ее в числе 20 лучших писателей в возрасте до 40 лет. Ее научное образование чувствуется с первых страниц книги. Она, как биолог-исследователь, помещает своих персонажей в агрессивную среду и наблюдает за их конвульсиями и попытками развития. Герои «Добрее одиночества» разлагаются на атомы из букв в чашке Петри в сильно концентрированном растворе вины. Состав участников эксперимента: одна отравленная девушка и три отравленные жизни.

Романы Энн Тайлер для меня - это всегда как отдых в дорогом санатории, где все тихо, мирно, красиво, соседи люди приятные, хоть и не без причуд, однако для блага здоровья приходится посещать достаточно болезненные (и чем полезнее, тем больнее) процедуры. Тайлер, как мануальщик, проходится своими романами по болевым точкам, заставляя их осмысливать, и чем ближе тема к реальному жизненному опыту читателя и его потаённым страхам, тем острее он будет чувствовать дискомфорт. Однако заканчивается всё каждый раз одинаково - через какое-то время приходит облегчение от проработанной темы, и добрый доктор Тайлер на прощание даст утешительную карамельку за храбрость. На «Удочеряя Америку» я расслабилась (ну почти) и получала чистое удовольствие.

Тема нянь давно тревожит сердца и умы, и, как правило, в мелодраматическом контексте, потому что приносит либо муки расставания, либо муки общения. Агата Кристи обожала свою няню и мир рухнул, когда она ушла, а вот Вальтер Скотт, чудом избежавший кровавой расправы, в мемуарах рассказал о своей сиделке, которая во время прогулки один раз принесла его на утесы «под влиянием сильного искушения перерезать мне там горло ножницами». После этого женщину отослали домой, и впоследствии она сошла с ума. Книга «Идеальная няня» Лейлы Слимани основана на реальном преступлении: женщина нанесла 30 ножевых ударов одному ребенку, пять - второму, после чего пыталась перерезать себе горло.

В предисловии к книге написано - «Не пугайтесь, это совсем не то, что вы думаете: не еще одна книга о борьбе с раком». Но, вообще-то, это именно она, и именно что о борьбе, а не о победе. Чувствуете разницу? И борьба эта продолжается по сей день. 5 апреля этого года у Владимира случился второй(!) рецидив. Я долго думала, для чего были эти слова в начале книги, которая начинается со слов - «22 июня - день особый. Для меня еще и по причине того, что в этот день в 2015 году мне вырезали злокачественную опухоль. К сожалению, вместе с глазным яблоком». И поняла для чего. У этих слов успокоительно-обезболивающая функция, это как медсестра перед какой-нибудь процедурой говорит пациенту, что больно не будет, а если и будет, то совсем чуть-чуть. Потому что оглоушь читателя сразу этим предложением, и мало кто преодолел бы первый болевой порог книги, которую, поверьте мне - мне, которая панически, до потных ладоней, боится этой темы - читаешь, не отрываясь.

Началось всё с горячего пирожка с заварным кремом. Дэниэл - старший из сыновей портного Шауля - зашел за ним в лавку кошерной еды и в очереди подслушал разговор двух мальчишек, которые говорили о загадочной постоялице с верхнего этажа дома на Эстер-стрит. Из их слов выходило, что она может предсказывать судьбу и даже знает, кто когда умрет.

Детское любопытство, как атомная электростанция, требует постоянного присмотра и контроля, иначе всё может закончиться катастрофой. Какая только глупость не придет порой в детские головы. Особенно в жаркие летние месяцы, когда есть время на поиск приключений и кажется, что жизнь проходит мимо тебя, если их нет. В далеком 1969 году любопытство привело четверых детей семейства Голдов - Варю (13 лет), Дэниэла (11 лет), Клару (9 лет) и Саймона (7 лет) к порогу квартиры старой гадалки. На этом их детство кончилось. Потому что детство - это ожидание будущего, а для этих детей с этого дня начался уже обратный отсчет, они ждали смерти.

«Лоуни» - это готика высшей пробы, то есть такая, что в первую очередь показывает гнилостную сущность живых, а не гремящих цепями призрачных мертвых. Крепкий, как чистый виски, саспенс (когда предчувствие тонкой удавкой затягивается вокруг шеи, и в какой-то момент ты ловишь себя на том, что неосознанно держишь руку на горле), не разбавленный излишними подробностями и потому далеко не всем придется по вкусу, но тем, кто распробует, guilty pleasure гарантировано.

Кошмары из детства (кто не в курсе, это когда от ужаса трудно дышать, и каждую ночь ты прощаешься с жизнью, потому что сегодня жуткие твари, которые прячутся под кроватью, в шкафу или - особо хитрые - прямо в твоих родителям, до тебя уж точно доберутся) - это такой атомный реактор, который давал энергию не одному поколению писателей. Из этого поистине бездонного источника и появилась, как Афродита из морской пены, Катерина ван Вайлер, древняя ведьма, которая прочно обосновалась в городке Блэк Спринг.
Топливо богатого воображения, без которого ни один самолет писательского мастерства не взлетит, доводило до нервного срыва не одного подрастающего автора. Вырвавшись из лап детства, они со злорадством начинают ставить опыты на своих читателях. Настоящая дедовщина запуганных взрослых. Томас Олд Хьювелт хоть и новобранец в этих рядах, но, видно сразу, далеко пойдёт.

Джулиан Барнс - патологоанатом душ человеческих и профессор по анатомии чувств. Каждая страница «Одной истории» - это ядовитый концентрат мысли, проповедь и заупокойная служба для всех романтиков этого мира. Что такое любовь, что такое правда, что такое память? В конечном счете всё это - просто наша иллюзия.

Обложка романа - это шедевр, достойный музея современных искусств. На ней есть всё, что надо знать об этой разделенной (расчлененной?) на три части истории - красивое начало, болезненное продолжение и неизбежный конец. Образцово ровные красные буквы (романтика и свежесть чувств, уверенность, что это, конечно же, навсегда) зачеркнуты резко, с силой, явно с раздражением нетвердой (пьяной?) рукой и сверху выведены другие - черные, корявые, болезненные в своей заостренности и рахитичной кривизне (все пошло не так, как было задумано). Эти буквы размыты. Слезами? Возможно. Случайно пролитой водкой? Вполне вероятно. Дождем, нашедшим их небрежно забытыми на улице, выброшенными из жизни? Может быть.

После «Маленькой жизни» я Янагихарой восхищалась. После «Людей среди деревьев» - полюбила (что само по себе тянет уже на какое-то отклонение, которому можно присваивать собственное название, синдром Янагихары, например). Если «Маленькая Жизнь» была о насилии человека над человеком, то «Люди среди деревьев» о том, что человек, фигурально выражаясь, насилует всё живое, до чего только может добраться. Это называется прогрессом, наукой, исследованиями. Эти слова придают надругательствам легальный статус. Человек вторгается, навязывает, переделывает, убивает, исследует, изучает, вскрывает, корежит всё - ради якобы общего блага, ради светлого будущего человечества. Если вы относитесь к числу людей, которым доверчивых черепах, безмолвно страдающих собак и беспомощных ленивцев жалко больше, чем человека, то «Маленькую жизнь» читать будет трудно, но «Люди среди деревьев» порой просто невыносимо. Янагихара умеет писать о насилии с красноречием и фантазией одаренного вивисектора, и перед читателем этот остров будет истерзан так, как это умеет делать только белый человек, вгрызаясь в плоть природы, используя все доступные инструменты цивилизации и бросая потом выпотрошенную жертву в лохмотьях и алкогольных парах доживать оставшийся ей век, как получится.

Любой детектив можно сравнить со стриптизом. В приватном танце перед читателем постепенно, мотив за мотивом, оголяется сюжет, завораживая намеками и обманными, отвлекающими движениями, дразня догадками, с каждым поворотом всё больше возбуждая интерес, пока до самой сути не останется одной крошечной догадки, которая наконец-то будет отброшена в сторону и вот перед читателем интрига во всей своей первозданной красоте. Да, детка! Теперь мы знаем кто убийца и почему! Бывают танцы, которые увлекают сразу и держат в крепких объятиях профессионалов всю ночь, пока читатель в сладком изнеможении не откидывается на подушки. От некоторых засыпают прямо на середине, а то и вовсе отворачиваются, едва взглянув. «Время-убийца» - знойный, жгучий, яростный, страстный - из тех танцев, где процесс «раздевания» намного важнее конечного результата.

Кейт Аткинсон создала какую-то восхитительно безумную смесь жизнелюбия Вудхауса и тлена Кафки, где обучение на Кафедре Английского языка вместе с нелепыми до смешного людьми представляется бесконечным, бессмысленным, абсурдным, мучительным и плесневело-тоскливым процессом, из которого, кажется, не может быть никакого выхода. Она написала многогранный роман о Литературе и Персонажах в ней, объединила семейную сагу с детективом и университетским романом, построила «сюжет внутри сюжета с убийствами, сумасшедшими, кражей бриллиантов, потерянными наследниками, капелькой секса и подозрением на философию». Она на правах творца смела все рамки и границы жанров, вылепив на гончарном круге литературного искусства нечто совершенно особенное. Говорят, что это называется метапрозой. Я называю это ослепительным сиянием таланта.

Если бы я была злой феей из сказки, то развлекалась бы от души, устраивая в ЗАГСах что-то типа ЕГЭ по литературе. Подал заявление? Получи список обязательной литературы и не видать тебе свадьбы, пока не сдашь по нему тест.

По романам Энн Тайлер задание было бы особым - учить наизусть диалоги персонажей или их молчаливые размышления. Это простейшая техника безопасности семейной жизни, обычные навыки, которые должны быть по умолчанию, как заводские настройки, у каждого, кто решил завести семью, как если бы человек, который хочет переплыть реку, должен для начала научиться плавать. Почему-то считается, что брак по любви никаких особых умений не требует. Какое опасное заблуждение! Оно ведет по известной крутой и обрывистой дороге взаимных упреков, а дальше как повезет.

Стиль автора выходит из берегов и размывает все правила пунктуации, чтобы захлестнуть читателя многоголосицей своего романа с головой, окунуть в него. После ошеломленного барахтанья на первых страницах, вскоре я могла спокойно плыть по этим, на первый взгляд, хаотичным предложениям, а к концу книги, как опытный пловец, уже не только интуитивно понимала подводные течения этой книги, но и отчетливо слышала все её голоса, поющие о предательстве и боли. С последней страницы я, обессиленная, как после плавания против течения бурной реки, выбралась на берег своей привычной жизни и долго еще думала об этом водовороте времени, войны и любви.
Эффектный, оригинальный и печальный роман о вечном.

Памано - это небольшая река в горах Испании и не иначе, как один из притоков великой Стикс. У местных жителей есть поверье, что гул её вод слышат только те, у кого смерть уже стоит за спиной. Её шум - это голоса всех умерших, которые пытаются рассказать о своей боли, потерях, тайнах. Они поют песню ушедших дней, их голоса сливаются в один хор, перебивая друг друга, перекрикивая, но живые не слышат их песен. Пока не слышат. Им кажется, что это просто ропот водного потока. Роман Жаума Кабре - это мертвая вода, без которой, как учат нас с самого детства все сказки, не бывает жизни. Это голоса Памано. Прислушайтесь…