Галина Юзефович рекомендует

Жизнь ребенка в гомосексуальной семье большинство наших соотечественников представляют с трудом, а меньшинство — еще и с отвращением, помноженным на негодование. И для первых, и для вторых «Дни нашей жизни» молодого (на самом деле совсем юного — едва совершеннолетнего) автора Микиты Франко станут и обстоятельным экскурсом в эту не прозрачную для стороннего взгляда область, и, хочется верить, мощнейшей прививкой от гомофобии. Потому что главная идея, которую очень убедительно и доходчиво транслирует своей книгой Франко, формулируется примерно так: вопреки всем догадкам и жгучим подозрениям, жизнь ребенка в счастливой и гармоничной гомосексуальной семье по-хорошему скучна, обыденна и разочаровывающе нормальна.

Представим себе мир, в котором сначала у девочек-подростков, а потом и у женщин постарше обнаруживается новая способность — они могут бить других людей током. Сила разряда варьируется в зависимости от намерения — точный и сильный удар в сердце или висок несет мгновенную смерть, слабый похож на щекотку — приятную или даже возбуждающую. Как нетрудно догадаться, на первых порах «электродевочки» вызывают страх и отвращение: семьи пытаются «вылечить» их от опасного дара (при удалении органа, отвечающего за выработку электричества, гибнет каждая вторая, но это считается приемлемым уровнем потерь), а в самых консервативных регионах девочек вышвыривают на улицу, калечат, убивают. Любая женщина, умеющая выпускать искры из ладоней, становится легальным объектом преследований и травли.

Однако понемногу ситуация меняется, и в самых разных уголках мира женщины объединяются против своих мучителей. Самые жуткие мизогинические режимы рушатся, бытовой сексизм изгоняется очистительной силой молнии, девочек обучают владеть своим новым оружием и применять его аккуратно и с умом. Однако перемены оказываются куда шире: женщины по факту становятся сильным полом, и это стремительно — за считанные годы — ставит с ног на голову всю привычную социальную иерархию.

Ощущение близкой катастрофы начинает формироваться в романе с первой же страницы. Двенадцатилетний Дэниэл, сын разведенных родителей, с такой неистовой страстью ждет поездки с отцом на телестудию, где тот работает плотником, что уже в самой силе его предвкушения считывается какая-то смутная угроза. Стаккато медленно нарастает: отец Дэниэла Фрэн Хардести — талантливый и явно неординарный человек, тем не менее, совершенно не заслуживает доверия. Он лжет в большом и по мелочи, он постоянно влипает в истории, а его предстоящая поездка с сыном вызывает у матери Дэниэла самые дурные предчувствия. И хотя поначалу все складывается гладко (едва ли не впервые в жизни Фрэн приезжает за сыном без опозданий), очень быстро поездка оборачивается катастрофой — сначала локальной, а после глобальной, необратимой и по-настоящему страшной.

Уже в самом начале своей книги знаменитый культуролог и библиограф, директор Национальной библиотеки Аргентины Альберто Мангель предостерегает читателя от соблазна смешать историю чтения с историей литературной критики или собственно литературы. История чтения — это в первую очередь история читателей, бесконечно протяженного во времени и пространстве сообщества, включающего в себя представителей самых разных народов и культур. Различные принципы и подходы, методики обучения и способы рефлексии, а кроме того физиология, культурология и философия процесса, — чтение у Мангеля становится объектом всестороннего вдумчивого и в высшей степени доброжелательного исследования.

Несмотря на формальное сходство со всеми великими текстами о первом опыте любви, в действительности роман Салли Руни им совершенно перпендикулярен. Едва ли не впервые в истории мировой литературы она решается показать первую любовь как заведомо конечный, а потому болезненный и вместе с тем нормальный и здоровый процесс. И именно это (а вовсе не только превозносимые многими критиками цепкая наблюдательность и фактологическая точность) делают Салли Руни главной на сегодня писательницей поколения миллениалов — первого, в сущности, поколения, принявшего идею отношений как чего-то, имеющего естественный жизненный цикл, рождающегося и умирающего в свой срок. Поколения, воспринимающего несчастливую любовь как драму, но никак не трагедию.

В первое постсоветское собрание сочинений Агаты Кристи, публиковавшееся на протяжении 90-х годов, контрафактным образом вошло несколько романов ее старшей современницы Патриции Вентворт — и этот факт многое нам сообщает о творчестве последней. В самом деле, романы о бывшей гувернантке, а ныне частном сыщике мисс Мод Сильвер, увлеченной вязальщице и любительнице викторианской поэзии, напомнят читателю истории о любопытной старой деве мисс Марпл (она, кстати, мелькает на страницах одного из романов Вентворт в виде камео). Доброжелательная, практичная, небогатая, во многих отношениях трогательно простодушная, но вместе с тем удивительно прозорливая и наблюдательная мисс Сильвер воплощает собой традиционные — такие основательные и надежные — добродетели английского среднего класса.

Томми Бересфорд и его жена Пруденс или, как зовут ее друзья, Таппенс (в некоторых русских переводах прозвище героини передается как «Двушка») — не самые известные герои Агаты Кристи, но одни из самых симпатичных. Томми и Двушка начинают свою карьеру частных сыщиков сразу после Первой мировой, движимые простой и немного наивной жаждой денег и приключений. В сущности даже повзрослев, поженившись и преуспев на выбранном поприще, во всех романах цикла (самого, наверное, смешного и гротескного у леди Агаты) они все равно остаются теми же веселыми и легкомысленными авантюристами с неутолимой тягой к погоням, риску, перестрелкам и переодеваниям.

Первый (и сразу неимоверно успешный) роман известного орнитолога Делии Оуэнс тоже рассказывает о бегстве к природе, только, если так можно выразиться, в обратном направлении. Его героиня Киа с детства живет отшельницей на болотах, и ее лучшие друзья — тамошние рыбы, птицы и земноводные. Однако, взрослея, Киа вступает в контакт с человеческим миром, встреча с которым для нее становится таким же определяющим дальнейшую судьбу испытанием, каким поход по юго-западной тропе оборачивается для четы Винн.

В отличие от «Соленой тропы» и «Дикой» книга известного альпиниста, журналиста и писателя Джона Кракауэра — это история не победы, но поражения. Гибель молодого Криса Макэндлесса, юноши из хорошей семьи, в какой-то момент решившего отказаться от всех благ цивилизации и отправиться в одиночестве пешком на Аляску, становится для Кракауэра поводом поговорить об оборотной — куда более трагической и мрачной — стороне порывов к абсолютной свободе.

Самая известная, пожалуй, книга о физическом бегстве от внутренних проблем. Потеряв мать, пережив болезненный развод и не менее болезненный роман с дурным человеком, героиня — эксцентричная, невротичная и безбашенная — решает отправиться в долгое пешее путешествие вдоль всего американского побережья. А выпавшие на ее долю тяготы и испытания становятся идеальным способом привести в порядок голову и чувства.

В своей автобиографической повести создатель «Мухи-Цокотухи» и «Бибигона» Корней Чуковский рассказывает о не самом простом для него времени. Незаконнорожденный сын прачки, в тринадцать лет герой оказывается изгнан из Одесской гимназии по так называемому «закону о кухаркиных детях», фактически закрывавшему выходцам из низших классов доступ к образованию. Однако пережив краткий период безделья и отчаяния, герой берет себя в руки, находит работу начинает учиться самостоятельно. Смешная, полная точных исторических деталей, изумительно яркая по языку книга Чуковского — это одновременно и роман взросления, и нарочито непафосная, но от этого еще более убедительная история победы над обстоятельствами, и волшебное окошко в солнечный мир Одессы рубежа XIX-XX веков.

Анне-Катрину Вестли называют «бабушкой всей Норвегии», а на ее книжках выросло уже несколько поколений читателей по всему миру. Герои самого известного цикла Вестли — это семья, состоящая, как можно заключить уже по названию, из мамы-домохозяйки, папы-водителя, их восьмерых детей (все с именами на букву «М») и бабушки, переехавшей к ним из деревни. Все они ютятся в крошечной квартирке — одна комната и кухня (которая на ночь превращается в родительскую спальню), донашивают друг за другом одежду и полностью зависят от папиного грузовика — единственного источника семейных доходов. Однако все это вовсе не исключает веселья, игр, приключений и даже поездок в отпуск к морю — на том самом грузовике, естественно.

Мы привыкли думать о дневнике Анны Франк, еврейской девочки из Амстердама, погибшей от рук нацистов, в первую очередь как о памятнике жертвам Холокоста. С этим не поспоришь, однако помимо прочего «Дневник» Анны — это еще и очень живой, обаятельный и трогательный человеческий документ, живой голос тринадцатилетнего подростка, на два бесконечных года оказавшегося запертым в тесной квартирке, в постоянном страхе и зачастую без самых необходимых вещей. Мы знаем, что история Анны закончилась трагически, однако свою персональную битву — за образование (все время в Убежище Анна продолжает учиться), за отношения с близкими, за право на самоуважение, за душевное здоровье — за распорядок дня, в конце концов, она выигрывает с блеском, подавая нам всем пример стойкости в самых драматичных обстоятельствах.

Среди сокровищ русской классической литературы не так много текстов по-настоящему смешных. Тем ярче на этом сумрачном фоне сияет звезда Аркадия Тимофеевича Аверченко, одного из самых остроумных писателей всех времен и народов. Большинство читателей знает Аверченко по его рассказам (самый знаменитый из них, «Неизлечимые», обогатил нашу речь крылатым выражением «и все заверте…»). Однако помимо них перу Аверченко принадлежит еще и роман «Шутка Мецената», написанный в самые тяжелые первые годы эмиграции и, возможно, именно в силу этого буквально до краев наполненный ясным, немного ностальгическим светом.

Безобидный на первый взгляд розыгрыш, придуманный компанией обаятельных бездельников-интеллектуалов просто в качестве развлечения, оборачивается для шутников нежданными потерями, в то время как их доверчивая жертва, не осознавая того, остается в выигрыше. И хотя в конце концов героев немного жаль, в процессе чтения вам будет ужасно смешно, а многие пассажи вы наверняка захотите прочесть вслух родным.

Зачем сорокалетний чиновник министерства финансов Иван Александрович Гончаров отправился в далекое и рискованное плаванье на борту фрегата «Паллада», толком не понимал ни он сам, ни его современники, знавшие Гончарова как человека, тяготеющего в первую очередь к комфорту и размеренности. Сам он впоследствии мог объяснить свое внезапное решение стать секретарем главы экспедиции Евфимия Путятина лишь детской любовью к приключенческими романами Фенимора Купера. И тем не менее в 1852 году, повторив в некотором смысле подвиг толкиновского хоббита Бильбо Бэггинса, Гончаров взошел на борт корабля для того, чтобы совершить путешествие вокруг Европы, Африки и Азии, увидеть Портсмут, Мадейру, Мыс Доброй Надежды, а потом и куда более экзотические Манилу, Сингапур и Нагасаки. Книга его путевых очерков — остроумная, наблюдательная, полная очаровательных анекдотов, ярких портретов попутчиков и зарисовок «туземной» жизни, обладает всеми достоинствами «воображаемого путешествия» в духе жюль-верновского Паганеля: сидя в уютном кресле, мы можем в полной мере насладиться радостями и тревогами дальнего плавания на огромном паруснике.

Николай Лесков — едва ли не самая одинокая фигура в русской литературе второй трети XIX века. Он был одинаково чужим и неприятным и для тогдашних «западников», и для их противников «славянофилов», и, возможно, именно поэтому его тексты — нарочито «внепартийные», написанные поперек любой идеологической повестки, сегодня кажутся нам такими живыми и актуальными. «Соборян» сам Лесков считал своим главным и лучшим текстом — и, в общем, небезосновательно. Смешной, трогательный и обстоятельный рассказ о жизни двух священников и одного дьякона в вымышленном идиллическом провинциальном Старгороде, погружает читателя в неторопливую жизнь русской провинции. А совершенно особый, ни на что не похожий лесковский язык, почти буквально воспроизводящий живую, нелитературную тогдашнюю речь, позволяет почувствовать описанную эпоху буквально на вкус.

Обратите внимание, что помимо увесистых «Соборян» у Лескова есть множество текстов покороче, которые отлично подойдут для вечернего чтения вслух с детьми (особенно хороши в этом качестве «Привидение в Инженерном замке», «Зверь» и знаменитый «Неразменный рубль»).

Владимир Галактионович Короленко, возможно, не был лучшим писателем своей богатой на таланты эпохи (он родился в 1853 году, умер в 1921-м), но определенно был одним из лучших — самых благородных, цельных и достойных — людей, живших в то время. Именно эта человеческая особенность Короленко составляет, пожалуй, главное достоинство его мемуаров: читая их, ты чувствуешь, что беседуешь с исключительно добрым, порядочным и вместе с тем простым человеком. Юность на Волыни (сын русского чиновника и матери-польки, Короленко никогда не мог в полной мере определиться со своей национальной принадлежностью), учеба в Петербурге и в Москве, участие в студенческой стачке, а после — череда арестов и преследований.

Отказавшись присягать новому императору, Александру III (всех ссыльных принуждали приносить такую присягу, и для большинства это было пустой формальностью), будущий писатель из относительно комфортной Пермской ссылки через всю Сибирь отправляется в совсем уж небывалую по тем временам глухомань, в Якутию. Однако куда бы ни забросила его судьба, Короленко везде ухитряется адаптироваться к местным условиям, наладить контакт с людьми вокруг и в целом обустроить, обжить, обогреть даже самую неприветливую реальность. Несгибаемый нравственный стержень, открытость миру, устойчивая надежность и трезвый, начисто лишенный экзальтации оптимизм — в «Истории моего современника» читатель найдет все то, чего многим из нас так остро не хватает сегодня.

Если угодно, сборник ранних рассказов Михаила Афанасьевича Булгакова можно прочесть как книгу о выживании в изоляции. Молодой и неопытный выпускник медицинского факультета приезжает в Мурьевскую больницу, что в сорока верстах от уездного города Грачевки, чтобы на практике (и едва ли не в полном одиночестве) осваивать то, что раньше изучал преимущественно в теории. Его окружают диковатые крестьяне с их нелепыми травмами, застарелыми болезнями и вековыми предрассудками, он чувствует трагическую неуверенность в себе, в своих знаниях и умениях, а вокруг во все стороны до самого горизонта простирается однообразный и неприветливый русский сельский ландшафт — или, по выражению самого героя, «тьма египетская». Однако несмотря на все это «Записки юного врача» Булгакова — одна из самых светлых и радостных книг в русской классической литературе.

Главный герой боится, ошибается, оперирует, принимает роды, рвет зубы, понемногу учится, совершает рискованные медицинские (и человеческие) подвиги, растет как профессионал — и в результате выходит из всей этой ситуации бесспорным победителем. Обратите внимание, если у вас есть дети старше десяти лет, «Записки юного врача» идеальны для семейного чтения вслух: один вечер — один рассказ.

Книги Владимира Набокова, блестящие и стилистически безупречные, почти никогда не ассоциируются с обычным человеческим теплом, но «Пнин» — случай совершенно особый. В сущности, это идеальный университетский роман: его главный герой, милый и неловкий пожилой доцент Тимофей Павлович Пнин, специалист по русской литературе и эмигрант первой волны, пытается разными способами вписаться в американскую академическую среду, и каждый раз терпит трагикомичное поражение. Хотя саму историю никак не назовешь веселой, общая атмосфера романа — уютная, слегка обшарпанная, безалаберная и очень эмоционально достоверная — делает его чтением исключительно комфортным и утешительным. «Пнина» не совсем корректно относить к русской литературе в строгом смысле слова: Набоков писал его на английском и, в отличие от знаменитой «Лолиты», не стал самостоятельно переводить на русский. Однако замечательный перевод Сергея Ильина все же позволяет с некоторыми оговорками включить этот роман в отечественный литературный канон.

К Александру Ивановичу Герцену в России относятся без особого энтузиазма. Люди постарше помнят, что его разбудили декабристы, а дальше пошло-поехало, до Октябрьской революции включительно. Следующее поколение о Герцене не знает почти ничего. И это очень досадно, потому что его пространная мемуарная хроника «Былое и думы», охватывающая период с начала 1820-х и по конец 1860-х годов, — это одна из самых мудрых, ярких, афористичных и захватывающих книг в русской литературе. Москва, Петербург, Вятка, Новгород, Чивитавеккья, Ницца, Лондон — бурный темперамент превратил жизнь Герцена в одно бесконечное странствие по миру.

Романтический и едва ли не революционный брак с двоюродной сестрой, политическая и идейная борьба, запутанные адюльтеры, аресты и ссылки, персональные трагедии, пылкая дружба и не менее горячечная вражда, поразительные знакомства (в числе героев «Былого и дум» — Гарибальди, Белинский, Бакунин, да и вообще едва ли не все суперзвезды той эпохи) — событий в жизни Александра Ивановича без труда хватило бы на дюжину приключенческих романов. И обо всем этом Герцен пишет иронично, откровенно, обаятельно и удивительно современно. Словом, если у вас на полке застоялся ни разу никем с 1979 года не открытый двухтомник, самое время стряхнуть с него пыль.